Нефть Brent
$73.30
+3.08%
0
«Приказа вооружаться не было — каждый сотрудник КГБ выполнял свою ежедневную работу», — вспоминает ветеран органов безопасности события 26-летней давности
Август 1991 года, ГКЧП. Один из самых драматичных и переломных моментов в истории.
Что происходило в эти дни в регионе, как реагировали на события первые руководители и простые граждане? Кто знал, что происходит на самом деле? Комитет госбезопасности. Но в группу путчистов вошел сам Владимир Крючков, и это решение председателя КГБ стало большим испытанием для всех его подчиненных и коллег. Николай ФРОЛОВ, в 1991 году занимавший пост начальника Управления КГБ СССР по Новосибирской области, уверяет: уникальность происходящего и степень личной ответственности понимали все.
Впрочем, для сотрудника комитета, а тем более для руководителя, чувство ответственности — это нечто непреходящее.
— Никогда не думал, что буду служить в органах безопасности, — признается Николай Степанович, вспоминая годы юности в далекой деревне Лебяжье Ордынского района, которой давно уже нет на карте региона. — После школы мечтал пойти в военное училище, но, так как армию сокращали, стал механиком. После армии работал вторым секретарем Ордынского райкома, затем был направлен обкомом партии на учебу в Москву, в Высшую школу КГБ.
Начальником Управления Комитета государственной безопасности по Новосибирской области Николай Фролов был почти 12 лет. Вскоре после поражения августовского путча ушел на заслуженный отдых, как и многие его коллеги, имевшие выслугу лет. Одна из причин — усталость, в том числе от внезапных перемен, которые потрясли государство.
«Прозевали, провыступали экономику»
— Николай Степанович, что происходило в Новосибирске в 1991 году? С чего все началось?
— Наверное, с общей обстановки в государстве. Ситуация была тяжелейшая. Так, в городе пустовали магазинные полки, было трудно с продуктами питания. Треть населения работала на предприятиях оборонной промышленности, но госзаказов не поступало, людей увольняли. А почему так случилось? Потому что прозевали этот вопрос. Провыступали, вместо того чтобы заниматься хозяйством, экономикой.
В союзных государствах начались различные течения: отделиться или нет? Возникла необходимость составить договор, который определял бы дальнейшее существование Советского Союза. И КГБ, и другие структуры не единожды обращали внимание, что в государстве обстановка тяжелая, что проблем во взаимоотношениях с союзными государствами очень много, нужны срочные меры. Накануне заключения договора вдруг это и случилось: попытка госпереворота.
Среди ночи в моей квартире раздался телефонный звонок: «Вы должны быть в шесть часов утра на работе». Как дисциплинированный военнослужащий, пришел. Сижу. Тишина. Вызываю шифровальщиков, дежурных — никаких новостей. Но чуть позже по радио передали: ГКЧП. Раз послушал, два послушал — передавали несколько раз, зачитывали документы… И, конечно, брала оторопь.
Думалось: как же так? Есть Конституция, есть Президент, хотя люди по-разному оценивали его действия. А между тем содержание всех документов, составленных путчистами, выглядело, по сути, как узурпация власти. Группа людей, включая глав КГБ, МВД, вдруг захватила власть. Никто не заявлял об этом прямо, но меры, которые предлагали члены ГКЧП, говорили сами за себя. Чувствовалось, что они собирались управлять государством.
Куда БТР путь держат?
— Как восприняли это событие вы, каким было первое ощущение?
— Естественно, всякие мысли шли в голову. На первый взгляд, идея-то хорошая: не дать Советскому Союзу развалиться. Ведь многие моменты тогда не были продуманы. Если, например, уходит та или иная республика, забирает она часть бюджета? Что с предприятиями? Как будут жить русские люди, которые за одну ночь окажутся иностранцами? Но, с другой стороны, это грубейшее нарушение Конституции… И председатель КГБ, мой начальник, в этой группе? Ничего себе!
Руководителем области был тогда Виталий Муха. Звоню ему: «Виталий Петрович, надо бы встретиться. Сложа руки сидеть нельзя, давайте какую-то работу проводить». Хотя толком еще сам не знаю, о какой работе речь. Город-то спокойно спит.
К девяти утра кто-то позвонил Мухе. Пришло предложение создать в области комитет ГКЧП. Собрались, посоветовались и решили: будем действовать по мере необходимости. Зачем пыль поднимать?
— В Новосибирске были уличные протесты? Как действовала служба госбезопасности? Вводились какие-либо запреты?
— Поначалу город воспринял все это индифферентно. Мы не нашли, чтобы какая-то группа собралась в защиту ГКЧП. Но все-таки люди отнеслись к событиям внимательно: разговаривали, обсуждали. Заманчиво было думать, что, может, разрешится тяжелая ситуация с продуктами питания. Хотя среди разбиравшихся в политике многие понимали: это путч. Переворот или стремление к перевороту.
Наконец к вечеру собралась одна команда. Подошли к памятнику Ленину, пошумели. А что от этого изменилось? Люди существовали как бы впотьмах, не знали, что делать. Документы, которые приходили в комитет, призывали следить за порядком в городе. Конкретных указаний — берите ружья, идите что-то там захватывать — не было.
— Во второй день ситуация изменилась?
— Посмотрели телевизионную передачу, когда собралась эта группа и разъясняла, что такое ГКЧП, увидели, как у Янаева, руководителя ГКЧП, тряслись руки, все стало ясно.
Каждый день я собирал аппарат, зачитывал переписку с Москвой и напоминал: у каждого есть дела, работа. Повторяю, у нас в городе каких-либо событий отрицательного плана, связанных с ГКЧП, не было.
Ходили слухи, что мы раздали оружие нашему оперативному составу, но у каждого, кому положено, был пистолет. Оружие хранили в сейфе. Ночью командующим округом из военного городка была отправлена боевая техника в Шилово. Поднялся шум, мне звонили: «По улице ночью пять бэтээров прошли!» Я говорил: «Ребята, но их же из города отправили, а не в город. Значит, технику перегоняют не для того, чтобы что-то охранять или что-то захватывать». Повторяю, в городе все было спокойно.
Я общался со многими людьми в то время, никому в приеме не отказывал. В управление поступала масса звонков, дежурная не успевала брать трубку. Помню, вечером пришел кто-то из пенсионеров с призывом: «Давайте разъясняйте людям, какие вопросы ставит ГКЧП!» Но необходимости проводить такую работу не было. Приходил парень из журналистов, спрашивал: «Введено у вас казарменное положение?» Я повел его, показал: в помещениях кровати стоят, матрасы? Так положено при казарменном положении? Нет. Буфет круглосуточно работает? В актовом зале народ есть? Нет. Не было ничего такого. Хотя указание в случае необходимости переходить на казарменное положение было. Когда еще не арестовали Крючкова и других организаторов ГКЧП.
Многие ушли, не смогли работать
— Что случилось потом, после поражения путча? Какие перемены произошли в органах безопасности?
— Конечно, позиция Крючкова нанесла огромный ущерб комитету в целом. Огромный. И я этому был свидетель. Председатель КГБ входил в группу, которая претендовала на захват власти! Отношение к комитету людей, правительственных кругов было отрицательное. Кроме того, наши сотрудники видели, что государство — уже не СССР, а Российская Федерация. Каждый честный офицер прекрасно знал: он давал присягу на верность Советскому Союзу, а сейчас что же, должен принимать новую присягу? Нет, так не годится. Поэтому многие ребята ушли, как их ни уговаривали. Не смогли работать. Такая история.
Уволилась большая часть руководителей, особенно из числа тех, которые выслужили срок, установленный законом. В том числе я. Пришли новые люди. В основном из числа молодежи, работавшей в том же комитете. Словом, структура очень изменилась, особенно центральный аппарат.
Что же касается нынешней команды ФСБ, то, на мой взгляд, ребята подобрались толковые, зрелые. Это высокоорганизованный коллектив, который успешно выполняет возложенные на него задачи. И наше управление играет определенную роль в решении общих задач.
— Приходилось возвращаться к вопросу путча спустя какое-то время?
— Однажды прихожу — сидят двое командированных из Москвы. «Мы к вам. Нас прислали проверить, чем вы занимались в дни ГКЧП». Ну что ж, проверяйте, смотрите...
Потом, чуть позже, была назначена комиссия. Две недели изучали, писали заключение, отсылали в аппарат Президента. Наконец пришли к выводу: «Впечатление такое, что вы занимали выжидательную позицию».
А что еще мы должны были делать? Эти три дня у всех людей оказались в центре внимания. Народ переживал, волновался: к чему все приведет? Мы старались обеспечивать порядок, выполняли свою работу.
